+7 969 734-89-56
Будни, с 11:00 до 19:00 MSK, сб, вс - выходной
+7 921 788-59-19
Будни, с 11:00 до 19:00 MSK, сб, вс - выходной

Интервью с легендой синхронного перевода — Андреем Фалалеевым

С 11 по 22 июля в нашей школе перевода состоялось, пожалуй, самое знаковое мероприятие 2016 года - Базовый курс Андрея Фалалеева по синхронному переводу с русского на английский язык. Учеба длилась две недели с перерывом на выходные. Эти 10 дней были очень напряженными, но в то же время они принесли огромное количество положительных эмоций всем участникам процесса. Вот как отзываются о прошедшем курсе наши студенты:

Елена (Белгород):"Выражаю огромную благодарность организаторам курса за возможность познакомиться с замечательной методикой талантливого синхрониста и тренера, а также просто интереснейшего человека, Андрея Фалалеева! Занятия оказались не только очень полезными, но и интересными, проходили в веселой и дружеской атмосфере. По завершению курса каждому из участников подарили книгу Андрея Фалалеева, которая позволит дальше работать над собой и своими ошибками, а также предоставили доступ к ресурсу с аудиозаписями, что также кажется мне приятным и полезным бонусом! Думаю, данный курс будет интересен как новичкам синхронного перевода, так и более опытным специалистам, которым представится уникальная возможность взглянуть на свою профессию по-новому. Огромное спасибо Андрею за ту безграничную щедрость, с которой он делился с нами своим бесценным опытом".

Александра (Ярославль): "Вы спрашивали, как курс. Приведу прилагательные, которые ассоциируются с курсом для меня: ВДОХНОВЛЯЮЩИЙ, ИНФОРМАТИВНЫЙ, РАСШИРЯЮЩИЙ ГРАНИЦЫ ПОЗНАНИЯ, ТОЧНЫЙ, ЗАСТАВЛЯЮЩИЙ ТРУДИТЬСЯ НАД САМОРАЗВИТИЕМ, ДАЮЩИЙ НАДЕЖДУ, ПРИЯТНО ТРУДОЁМКИЙ (ОЩУЩЕНИЕ, КАК ПОСЛЕ ФИЗИЧЕСКОЙ ТРЕНИРОВКИ, ТОЛЬКО В ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОМ ПЛАНЕ)".

Пока Андрей был у нас в гостях, мы просто не могли не воспользоваться этой возможностью, чтобы провести с ним интервью. Андрей рассказал нам о том, как сам стал синхронистом, какие недостатки видит в обучении переводчиков-синхронистов в настоящий момент и как это обучение должно проходить, как Андрей поддерживает себя в форме как профессионал и как тренирует молодых переводчиков. Интервью длится около 55 минут, но оно стоит того, чтобы сделать небольшой перерыв в работе. Запаситесь чаем или кофе и наслаждайтесь беседой с интереснейшим человеком и легендой синхронного перевода!

Дмитрий Рамицин: Итак, я приветствую наших зрителей, меня зовут Дмитрий Рамицин и мы находимся в офисе «Школы переводчиков Лингваконтакт». Сегодня у нас особый гость — синхронный переводчик мирового класса, один из лучших синхронистов в мире, автор множества пособий, посвященных мастерству синхронного перевода, преподаватель Высшей школы перевода Монтерейского института, а также просто интересный человек и собеседник — Андрей Фалалеев. Андрей, здравствуйте.

Андрей Фалалеев: Добрый день.

Дмитрий: Благодарю вас за то, что вы нашли время на интервью. Что ж, мы начнем с довольно традиционного вопроса — расскажите, как вы стали переводчиком и почему именно синхронный перевод?

Андрей: Я никогда не хотел становиться именно переводчиком. Меня не интересуют другие виды перевода, я о них практически ничего не знаю. Когда-то была проба пера, занимался немножко техническим переводом, юридическим переводом. Но очень быстро это надоело, потому что там нет скорости, там нет адреналина, там нет быстро меняющихся и совершенно непредсказуемых ситуаций. А это именно то, что меня привлекало в устном переводе — всегда хотелось на самый верх, там интереснее, там денежнее, там совершенно иная степень «событийности жизни», как говорят социологи, и меня привлек именно образ жизни: возможность переезжать, перелетать из страны в страну, из города в город. По работе я побывал в 107 странах, в некоторых по много раз. И вот этот бесконечный калейдоскоп тем, встреч, людей, городов, стран — вот это, наверное, то, что меня завораживало тогда и продолжает завораживать до сих пор.

Дмитрий: Были ли у вас какие-то иллюзии относительно этой профессии, от которых пришлось потом избавляться?

Андрей: Иллюзии все сводились к тому, что это легкая профессия; что можно блистать и не работать, не работать над собой — вот эти иллюзии уходят очень быстро, потому что мы выходим на сцену, мы садимся в кабину, чтобы блистать. Но за этим блеском стоит огромная-огромная работа. Например, я регулярно покупаю и прочитываю, хотя бы по диагонали, все выходящие англо-русские и русско-английские словари, очень много выписываю, задаю вопросы специалистам по интересующим меня темам, по самым актуальным, вернее, темам, для того чтобы в них разобраться, потому что они могут полыхнуть в любой момент. Сегодня это ― в энергетике, допустим — топливные элементы и холодный синтез. То есть я не буду ждать, когда на меня это обрушится: я хочу заранее хоть как-то подготовиться к этим темам.

Дмитрий: Как бы вы охарактеризовали саму профессиональную среду переводчиков-синхронистов? Что изменилось по сравнению с прошлыми годами?

Андрей: Эм-м-м… Профессиональная среда… профессиональный уровень становится все выше. И если раньше, допустим, в середине 50-х прошлого века в журнале, вернее, в газете «Новое русское слово» была реклама, вернее мольба, Госдепартамента США: «Ребята, приезжайте, вдруг получится», были срочно нужны переводчики. Это переводчики-самородки, целая плеяда переводчиков, которые нигде не учились, но, с другой стороны, у них и языки были родные. Сейчас, м-м-м… есть процент молодежи с двумя-тремя родными языками, но требования уже сформулированы, поэтому этим требованиям нужно соответствовать. И, соответственно, требуется подготовка, профессиональная подготовка.

Дмитрий: В связи с этим... сама среда синхронистов — ее можно назвать жесткой, конкурентной, где каждый сам за себя, или все-таки там есть место некой профессиональной солидарности, взаимовыручке?

Андрей: Все это есть. Потому что нас в кабине два или на больших мероприятиях три человека в каждой кабине. Соответственно, мы должны как-то договориться, понимать общие правила игры, чтобы помогать друг другу, чтобы пользоваться для перевода одного и того же явления одними и теми же словами, потому что иначе будет три переводчика и это будет три перевода. И если мы переводим на английский, это значит, мы собьем с толку всех ребят в других кабинах, которые переводят с нашего английского переводят на свой польский, арабский, китайский. Мы собьем с толку организаторов, тех, кто пользуется нашим каналом в зале. То есть это очень плохо кончится. Поэтому, конечно, какая-то «спайка», ощущение солидарности, да, присутствует. Кроме того, мы все в той или иной степени выступаем в роли организаторов, мы собираем переводческие бригады. И для того чтобы собрать очень хорошую переводческую бригаду, мы должны начать собирать переводчиков очень заблаговременно, иногда за год-полтора.

Дмитрий: Часто говорят об этическом кодексе переводчика, и мы к этому вопросу еще вернемся, но существует ли, исходя из вашей практики, нечто вроде кодекса докладчика, который так или иначе стараются соблюдать?

Андрей: Существуют два рынка: есть рынок международных организаций, где есть регламент, и там этим регламентом, культурой организации, определяется все. Как человек одет, как человек держится, сколько минут он получает на выступление, а сколько потом на вопросы и ответы, там очень жестко заданные правила игры. «Рынок», на нашем жаргоне, ― это прямая противоположность, это то, что в перестроечные годы называлось «беспредел» — вот там нет регламента, там больше эмоций. Представьте себе пирамиды компаний, которые зазывают всех и вся, чтобы они стали распространителями их продукции. Там очень важны эмоции, там очень важны музыка, крик. И там чем больше и быстрее человек говорит, а то и кричит, тем как бы искреннее он выступает. Там бывает очень сложно, поэтому мы и готовимся к одному рынку, то есть набору ситуаций, и к другому. И везде свои правила игры: где-то требуется вескость, где-то требуется однозначность, где-то, особенно, допустим, на больших мероприятиях, действах, требуется говорить языком толпы, потому что если вы будете говорить на слишком интеллигентском языке, то большая часть в зале вас просто не поймет. Поэтому, да, это два рынка, два сегмента, два мира для синхронного перевода. Кто-то работает в только в одном, кто-то только в другом, кто-то плавно переходит из одного в другое.

Дмитрий: Вы часто приводите параллели между синхронным переводом и боевыми искусствами.

Андрей: Да.

Дмитрий: Не могли бы вы подробнее остановиться на этом и рассказать, что именно вы имеете ввиду?

Андрей: Я воспринимаю любое летящее на меня словосочетание, фразу, мысль как потенциальную угрозу. Я с ней должен мгновенно справиться, должен мгновенно понять, что человек имеет в виду, то есть начать разносить смысл и то словесное оформление, в которое этот смысл упакован. И малейший сбой в моей работе приведет к возникновению паузы. И пауза есть вернейший признак того, что есть какие-то очень серьезные недоработки по технике перевода. Можно сказать, что, может быть, что человек просто не может вспомнить слово. Да, может, но у него в запасе именно на этот случай должно еще быть пять-шесть слов. Поэтому, если ничего этого не оказывается, в запасе ноль, возникает пауза. Значит, поэтому, когда я занимаюсь собой, когда я готовлюсь, э э э, не готовлюсь к конкретной работе, а просто занимаюсь, ну, как пианист, я четыре-шесть часов занимаюсь только переводом сам для себя. Это может быть перевод с листа, это может быть перевод с каких-либо сайтов, меня интересуют выступления, где человек говорит с сильным акцентом, где человек говорит с конкретным акцентом (французский, китайский, индийский и так далее). Меня интересует скорость, меня интересует чрезмерная эмоциональность, меня интересует умение быстро распознавать, что означает мимика конкретного человека. Потому что, если я привык работать, скажем, с американцами, канадцами, а выступает филиппинец, его мимика может меня очень серьезно сбить с толку. Человек начинает хмуриться, я подсознательно предполагаю, что он сейчас начнет говорить о чем-то крайне неприятном, а потом очень быстро выясняется, что нет, у них просто принято хмуриться, тем самым подчеркивая, лицом подчеркивая, что сейчас прозвучит особо важная мысль. То есть я все время проверяю себя в домашних условиях, для того чтобы потом на сцене с микрофоном или в кабине синхронной сдавать очередной экзамен. Поэтому, да, каждый раз, когда вы садитесь в кабину, вы рискуете своим именем, вы рискуете своим доходом, потому что если все это плохо кончится, вас больше никогда никто не позовет, мир наш относительно невелик, слухи расходятся очень быстро, и вы можете потерять в одно мгновение все то, над чем вы очень долго работали. Поэтому да, ощущение угрозы ― это то, с чего начинается синхронный переводчик.

Дмитрий: Ну что ж, посмотрим на эту тему немножко под другим углом. Тема боевых искусств и синхронного перевода. Вы как-то говорили, что вам приходилось видеть, как переводчика просто бьют.

Андрей: Да...

Дмитрий: С чем это было связано? Неужели его перевод был так плох?

Андрей: Нет, дело не в этом, это несовпадение двух миров. Дело в том, что рынок в нашем сегодняшнем понимании, то есть полный беспредел, начал возникать, давайте скажем, через год после перестройки. Если перестройка ― это апрель 85-го, это значит, что через год уже начали появляться уже какие-то семинары, двусторонние, многосторонние встречи, которые проходили на самые разные темы, потому что ведь тематика советская ― американские, допустим, отношения ― она была очень ограничена: мы говорим, может быть, про десяток тем, не более. А когда появился рынок, то появилось огромное количество тем, начали проводить встречи энтузиасты самых разных идей, направлений. И вот тогда мы столкнулись с тем, что на рынке требовались переводчики, которые могли переводить эмоции. Один раз, отвечая за русский перевод на больших мероприятиях, мы говорим про тысячу человек в зале или на стадионе, я наприглашал очень хороших, очень опытных переводчиков из международных организаций, которые никогда не сталкивались с эмоциями, которые никогда не сталкивались с людьми малообразованными, а то и необразованными, и они строили свои фразы на русском языке, как если бы они сидели на Генассамблее ООН, и народ их не понимал. А так как всех этих людей собрали туда представители компаний, и из каждого из них они надеялись быстро выковать распространителя своей продукции, они смотрели на ту часть зала, которая пользовалась переводом на русский и которая сидела совершенно отрешенно, кто-то зевал. Они понимали, что из этих людей распространителей они не получат, то есть они потеряют огромные деньги и уже начали терять, когда потратили деньги на рекламу, на привлечение этих людей ― на данные действа. Вот тогда они рванулись в русскую кабину, начали орать человеку, который тогда переводил: «Ты можешь, мат-перемат, работать нормально?» Он искренне не понимал, чего от него хотят, потому что он работал не то что нормально, он работал блестяще. И когда он с возмущением попытался встать, он тут же получил по лицу, потом он получил в солнечное сплетение, потом мы кинулись его отстаивать, началась безумная совершенно драка. С тех пор на мероприятиях этой организации наша кабинка всегда помещали в отдельном зале, потому что организаторы могли научиться себя вести. А вот народ в зале …нет. Хорошо, что народ в зале не кинулся бить этих переводчиков.

Дмитрий: Ну да… А теперь давайте поговорим о вашей системе подготовки переводчиков-синхронистов. Прежде всего, вы не называете себя преподавателем, только тренером. Почему?

Андрей: Объясню, почему. Потому что, когда я провожу занятия, по крайней мере у себя в институте, я прихожу, мы проверяем аппаратуру, ребята садятся в кабины, дальше я кратко объясняю, что будет за выступление, буквально полторы-две минуты, включаю выступление, ребята начинают переводить. Я даю им попереводить пять минут, если я чувствую, что набирается масса ошибок, вместо того, чтобы разбирать все ошибки каждого студента, их может быть и восемь, и десять человек, то есть потеря времени, я перематываю запись и перевожу сам. То есть я все время в игре, все время готов подправить, не покритиковать, боже упаси, а просто показать, как я бы это сделал, чтобы у них была какая-то возможность для сравнения не в смысле сравнения с эталоном, но, чтобы они посмотрели, как опытный, по крайней мере более опытный, чем они, переводчик справляется с какой-то ситуацией. Кроме того, я часто прошу ребят самих найти какое-то выступление на каком-то сайте, допустим, в интернете, подготовить его, найти какие-то сложные места, найти какие-то сложные словосочетания, идиомы, потом поставить его для меня и за минуту до того, как я начну переводить, просто сказать мне, кто, где, о чем и какова позиция человека. Все. И они смотрят, как я по первому, так сказать, предъявлению перевожу, не зная, что будет дальше. Моя задача ― переводить без швов. Почему я поступаю именно так? Потому, что если я буду сам подбирать материалы, у студентов навсегда останется подозрение, что, может быть, я все это проштудировал, может быть, перевел все это письменно, может быть, выучил свой перевод наизусть ― все, что угодно. Им очень важно удостовериться в том, что, то, что я пытаюсь им дать, ― возможно. Возможно переводить сходу, влет, не экая, мекая, бекая, однозначно, очень контрастно и очень понятно. Кроме того, если сложное выступление, я прошу ребят задать условную ситуацию: кто у нас в зале? Если в зале у нас сидит интеллигенция, я смогу пользоваться фразами, в которых и семь, и десять, и больше слов. Если там сидят простые люди, максимум ― десять слов во фразе. Если там сидят люди совершенно неподготовленные и, дай Бог, с законченным средним образованием, количество слов становится меньше. Количество слогов становится меньше. Максимальное количество слогов в слове будет четыре. То есть я должен учитывать, что называется, «установку на получателя» ― для кого конкретно я перевожу, потому что в соответствии с этим я выбираю регистр, в котором я буду говорить. Иначе возникает проблема так называемой «формальной правоты»: я все правильно перевожу, только никто или какая-то часть зала меня совершенно не понимает, регистры не совпадают. Как я веду занятия? Первое занятие ― это общее изложение тех взглядов и принципов, к которым пришли русские переводчики в Северной Америке, начиная практически с появления в Северной Америке синхронного перевода. Это не моя методика, это попытка обобщить опыт многих переводчиков. Некоторых уже нет с нами, другие никогда не преподавали и ни одной строчки не написали, ни одной статьи ― ничего, которые просто делились со мной секретами; во-первых ― потому что я был значительно моложе, а во-вторых ― потому что им хотелось, чтобы их приемы, их находки я довел до студентов, до молодых будущих синхронных переводчиков. Поэтому мы говорим про систему, она вся построена на непривычных часто для россиян принципах, мы не идем от теории к практике, мы идем от демонстрации к практике, поэтому очень важно, чтобы преподавал синхронист, потому что не синхронист, он не сможет ничего продемонстрировать, он не сможет мгновенно со студентом поменяться местами. Требуется очень хорошее знание и родного, и иностранного языка. То есть я не могу заявить, что у меня прекрасный английский язык, это должны заявить обо мне другие люди. В частности, в нашей международной ассоциации в ОИК очень трепетно относятся к тому, как определить уровень иностранного языка человека, и, соответственно, определять это могут только те, для кого этот язык является родным, то есть там нет никаких поблажек. Но если вы получаете уровень B ― это дает вам право переводить на английский язык. Не потому что вы, как самозванец, распушив хвост, решили заявить, какой вы знаток английского языка, а потому что люди, которые с вашего английского регулярно переводили на свои языки, они подтверждают, что да, это рабочий язык; он, может быть, не разговорный, но это тот язык, с которого легко переводить на другой или другие языки. Так что система есть, система очень большая, она вся строится на упражнениях, никакого теоретизирования, и мы идем от демонстрации к практике. Демонстрация, кроме того, означает, что я прихожу на занятия, я кратко объясняю какое-то явление, которое есть в русском/ английском языке, это 3–4 минуты максимум. После чего я начинаю читать строку за строкой, скажем, по-русски, ребята, используя готовую формулу перевода, переводят на английский; ну, если мы занимаемся переводом с английского на русский, то тогда я читаю по-английски, ребята переводят по-русски. То есть огромное количество упражнений, практически проработаны все основные явления английского и русского языков, и я показываю, как одно явление переводить другим, или как одно явление переводить конкретным приемом, то есть весь упор делается на технику, и никакого теоретизирования.

Дмитрий: Каковы базовые принципы вашей системы подготовки переводчиков-синхронистов ― какие-то киты, на которых она держится?

Андрей: Мы начинаем с того, что смотрим на основные проблемы начинающего устного переводчика. Это бессмысленная подстановка слов. Дело в том, что, желая как можно скорее расширить свой словарный запас, начинающий синхронист учит первые значения слов, то есть он берет из большой словарной статьи первый словарный эквивалент и в дальнейшем будет использовать его во всех ситуациях, независимо ни от регистра, ни от темы, ни от… строго говоря, ни от чего. Вот для него, допустим, equipment ― это всегда для него оборудование. То, что чуть поменялся контекст, и это стало аппаратурой, или это стало техникой, есть масса и других значений, ему невдомек, и он их не использует. Каждый раз, когда он слышит equipment, по-русски получается оборудование. Это то, что мы называем «мертвые пары» ― бессмысленная подстановка слов. Вторая, более хитрая проблема при переводе на английский ― это так называемые латинизмы, хотя в последние годы это в основном англицизмы. Пришло слово из английского языка, «пришло» ― означает, что оно пересекло, увы, никем не охраняемую границу русского языка, оно тут же сбросило часть своих значений и обрело новые значения. Поэтому, если cottage еще как-то может быть коттеджем по-русски, то русское слово «коттедж» ― это категорически не cottage по-английски. Поэтому отдельная и большая больная тема ― это как отучить начинающего синхрониста хвататься за эти латинизмы. Он исходит из того, что это какая-то опора, что в этом есть какая-то надежность, что ли… На самом деле это совершенно не так. Третья проблема ― это формальная правота, когда человек не учитывает, для кого он переводит, потому что он, скорее всего, в устный перевод привнес привычку письменного. В письменном он чаще всего не знает, кто будет конечным пользователем его перевода: ему дали текст, ему все хорошо оплатили, текст куда-то ушел. В устном переводе мы всегда знаем, на кого мы работаем…

Дмитрий: …и видите…

Продорлжение интервью смотрите в нашем видео выше.

Автор: Ольга Аракелян
Дата: 10.05.2021 г

Комментарии

К данной записи в блоге нет комментариев.

Добавить комментарий

Для того, чтобы оставить комментарий, Вам необходимо зарегистрироваться на сайте

Зарегистрироваться и оставить комментарий
<< Предыдущая запись
Следующая запись >>




Наверх